4) Нельзя писать о том, что Вам... Ну напишите вы о том, что ЕМУ! Как ему там,
что он думает. Он вас бросил - и потому плохой? Ха-ха. А, я, как читатель,
уверен, что он правильно поступил, так как вы или в постели бревно, или просто
дура. Как мне все это проверить? Никак. Потому пишите о нем больше, пишите о нем
с разных сторон, ищите оттенки, черт побери...
Эти строгие, точные созвучия, это стойкое, упорное повторение одной и той же
гласной в рифмующихся и нерифмующихся словах ("хладнокровно", "ровно", "пустое",
"дрогнул") с необыкновенной четкостью передают пристальность и длительность
кощунственного прицела. Не только последняя строчка, но и вся строфа вызывает в
нашем воображении прямой ствол взведенного Дантесом пистолета, - как будто бы
сейчас, на наших глазах решается судьба Пушкина.
Рифма - это до сих пор действующая сила, которую нет расчета и основания
упразднять.
Навсегда запоминаются полнозвучные и щедрые, в первый раз найденные, но такие
естественные, будто они от века существовали, рифмы доброй здравицы Маяковского:
Ты когда-то учил меня
Марс находить на небе.
Ты давал подержать на ладони
Пистолет “ТТ”...
Я почти забыл тебя.
Только помню кавалерийскую шинель
Да зубчатые, как будто бы из часового механизма,
Колесики шпор...
– и т. д. И только гораздо позже понял, что, за исключением первых четырех
строк, все оно до конца написано верлибром, а тогда мне это и в голову не
приходило, да и слова такого я не слышал.
В определенном смысле писать верлибром сложнее. Традиционные стихи прокладывают
“рельсы” не только читателю, но и автору: сама работа с размером, подбор рифмы
часто ему подсказывают – это своеобразный “brain storm”, где стимулом
оказываются размер и рифма, они “сами” порождают новые образные ходы, которых
изначально в голове не было. Думаю, когда Бродский говорил, что “пишущий
стихотворение пишет его потому, что язык ему продсказывает или просто диктует
следующую строчку” и что “поэт... порой оказывается очень удивлен тем, что
получилось, ибо часто получается лучше, чем он предполагал, часто мысль его
заходит дальше, чем он расчитывал”, – он описывал именно этот вот процесс. И,
боюсь, принимал за “диктат языка” – “диктат” силлаботоники.
Какая огромная непредвиденность итогов творчества! Рифмованное произведение
превращается в след рифменного мышления. Это — произведение, намного
расходящееся с первоначальной идеей автора и только в итоге авторизованное им.
Осмелюсь заявить, что рифмованная поэзия — это поэзия несбывшихся намерений, в
лучшем случае — искаженных, в худшем случае — не существовавших.